1952 год. Закончил 7 классов. Поскольку учёба давалась легко, хотелось учиться дальше. Не было в деревне семьи, где бы родители не мечтали, чтоб дети не оставались в деревне, не гибли бы в колхозе, как бы им вырваться в город. Да и сами родители многие хотели бы хоть куда-либо устегнуть из колхоза. Работы в деревне невпроворот: хлеб выращивали, ферма до сотни голов, конюшня – около десятка лошадей, овцы, свиньи, телята, довольно большой колхозный огород, на всю скотину надо заготовить корм и т.д. А в деревне около 20 дворов, да ещё не в каждом есть работоспособные. Среди оставшихся от войны мужиков преобладала нероботь. Но власть требовала: «Каждый колхоз – многоотраслевое хозяйство!», а на заработанные трудодни почти ничего не дают, всё выметают государству…
Помню, как после войны мужики, кто помоложе и покрепче, видя, что жизнь в колхозе не улучшается, всякими способами старались перебраться в Белозерск. Искали любую работу: в затон на ремонт речных судов, в пожарную часть, кочегарами, истопниками, на ликеро-водочный завод, на хлебозавод, в рыболовецкую артель в Маэксу, завербовывались на лесозаготовки и т. д., лишь бы удрать из колхоза. Устроившись с работой, некоторые перевозили из Рыхлянды свои отцовские дома; другие устраивались в общежития, снимали в городе квартиры, а родителей оставляли в деревне. Позже, по мере умирания деревни, часть домов была продана на вывоз, часть на слом, на дрова, часть просто брошена на изгной, даже продать не удалось, была растащена.
Уехали из нашей деревни вскоре после войны молодые парни Веселов Васюха (Костин, «Сюня»), Веселовы Колька («Крючник», дракун) и Мишка (сыновья Ивана «Портного»), Веселов Колька и Славка («Чипыши»), Усачёв Витька и Славка (сыновья Ивана Усачёва, «Слизня»), Колька Веселов (сын Сашухи Веселова, "Посняги"), Кудряев Панька, Облаков Славка и другие (имена в деревенском употреблении, в кавычках – прозвища).
Труд в деревне был почти исключительно ручной, и в 13-15 лет парень или девушка могли и умели выполнять практически любую деревенскую работу. Не поступишь куда-либо учиться после 7 класса – сразу же «запрягут» в колхоз. Уехать мне куда-либо в хорошее училище или техникум не было возможности. Хотя в одной из самых популярных советских песен пелось: «Всюду жизнь и вольно и широко, словно Волга полная течёт. Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почёт…», теоретически и мне везде была дорога, только денег на дорогу не было. А ещё надо где-то проживать, кормиться. Да и боязно: дальше Белозерска нигде не бывал.
Белое озеро
До Белозерска 8 км (болотом), или 10 км (через речушку Меленку и Власово или Саврасово), или около 12 км (через Шейкино-Глушково). Никакого общественного транспорта из Белозерска на Рыхлянду-Чуриново или в Тимонино-Кукшево, конечно, не ходило.
В Белозерске был выбор: 2 средние школы, ветеринарный техникум, педучилище. Средняя школа сразу отпала: обучение с 8 по 10 класс в 1940 г. совецкой властью было сделано платным с одобрения всех советских трудящихся и всех советских учащихся. Чуть ли не по их слёзной просьбе, им так забажилось самим заплатить за получение среднего школьного образования, что спасу нет. И власть, как всегда у нас бывает, пошла навстречу народу...
Поле выбора сужалось. В ветеринарный не хотел, это опять в колхоз, коровам хвосты крутить. Оставалось педучилище. Так и было выбрано моё жизненное «призвание»…
И вот в начале июня 1952 г. мать привела меня в красно-кирпичное здание старинной постройки на ул. Дзержинского рядом с пожарной частью и горсадом. Сдали документы, узнали расписание экзаменов.
В том, что я могу успешно сдать экзамены, я особенно не сомневался, но чтоб получать стипендию, надо было сдавать на 4 и 5, без стипендии жить в Белозерске и учиться было бы не на что.
И вот первый вступительный экзамен – диктант. Я не только писал его уверенно – в школе никогда не писал диктанты ниже, чем на 4 – но и соседям на экзамене кое-что подсказывал. И вот вывешен на доске объявлений результат экзамена:
«Кудряев В. – «3».
Я не верил своим глазам. Не может быть! Почему?! Такого ещё не бывало! Тут какая-то ошибка!
Значит, стипендии не будет. Значит, не учиться…
Я воспринял происшедшее однозначно: я не сдал экзамен. Это был не просто шок, это был такой колоток, такой психологический удар, такое душевное потрясение, которое оставило глубокий рубец на всю оставшуюся жизнь. Все последующие годы учёбы в педучилище, институте как бы мне ни было весело, как бы мы в компании друзей ни хохотали над чем-либо впокатушки, надрывая животики, несмотря на различные развлечения и соблазны, а особенно в период экзаменов - стоило мне подумать: «Опять экзаменов не сдать», как любая весёлость с меня мгновенно слетала, и я серьёзно брался за дело.
Как оказалось, я сделал в диктанте одну орфографическую ошибку, а в длинном предложении поставил 3 запятые там, где надо было поставить точки с запятой, и каждую засчитали за отдельную ошибку…
Стипендия на 1-м курсе 14 руб. но не для меня. Материальное положение семьи не учитывалось…
Мать нашла в Белозерске «фатеру» (за общежитие надо было платить; кроме того, она , наверное, боялась, что меня там могут обижать и оказывать дурное влияние) в большом жёлтом доме по ул. 30 лет ВЛКСМ недалеко от Советского проспекта, в сторону озера. Хозяйка – Козлова Лизавета, пенсионерка. Она владела половиной дома и одну, дальнюю комнату сдавала молодой семье, а в тамбуре между кухней и залом жил я. В этом тамбуре можно было поставить лишь маленький стол и стул. Тут я учил уроки и мимо меня всё время ходили.
Спать мне было предложено на кухне, на русской печи или на полатях под потолком у входной двери. Печка топилась ежедневно, там жарко несмотря на подстилку всяких пальтушек, и я выбрал полати. Там было тепло, просторно, хотя до потолка см 70, но просыпаешься при каждом открывании дверей. Мучило другое – потрясающе ароматные, аппетитные кухонные запахи, кружившие голову…
Тетя Лиза не бедствовала, как бывшая служащая имела неплохую пенсию, держала коз и продавала молоко и шерсть, имела большой ухоженный огород, а овощи и зелень продавала на рынке. И сдавала в наём комнату. Поэтому питалась она хорошо.
Мне вскоре после начала занятий мать привезла небольшой мешок картошки, бидончик молока, дала 3 рубля и сказала: « пока, сынок, больше ничего дать не могу. Вот подстынет, заколем телёнка, привезу ещё мяса и молока».
Надо было во что бы то ни стало продержаться 1-е полугодие, а там, если хорошо сдам экзамены, получу стипендию. Мать приезжала ещё несколько раз, привозила картошки, капусты, моркови, молока, немного мяса. Из этих продуктов, если они были, тетя Лиза готовила мне суп или что-либо другое. Иногда наливала и своего.
Добрый был человек, царство ей небесное…
Мать рассчитывалась с ней молоком, сметаной. Сдобляясь в Белозерск, копила творог, сметану; бывало, что и я, придя на субботу и воскресенье домой, рано утром в понедельник вместе с матерью шёл болотом в город, везя на санках 2 бидона: побольше – с молоком, поменьше – со сметаной, кринку с творогом). Часть продуктов продавала на базаре, часть отдавала тете Лизе. Зимой привозила ей воз или 2 берёзовых дров.
Со 2-го курса я жил некоторое время в общежитии недалеко от старой, деревянной пристани, ныне не существующей, а затем на других частных квартирах…
Учились мы и в основном, кирпичном здании Белозерского педучилища, и в соседнем деревянном в 2 этажа. Наш класс был на 2-м этаже. Ближе к концу урока в классе обычно начиналось шушуканье: сколько осталось минут до конца?
Только прозвенит звонок, как мы, как бешеные, бросаемся из класса вниз по лестнице, кто прыгая через несколько ступеней, а кто скатываясь по перилам, толкая и обгоняя друг друга, затем стремглав через двор наперегонки в рядом расположенное здание столовой.
Важно было быть в очереди первым не потому, что еды на всех не хватит, а потому, что тебе наверняка достанутся оладьи с растительным маслом по 9 коп. за порцию и тогда можно будет взять 2 порции, а если окажешься в середине или в конце очереди, оладий с маслом тебе может не хватить, и придётся брать оладьи со сметаной, но уже по 12 коп., а это чревато серьёзной прорехой в бюджете.
Поэтому был стимул научиться хорошо бегать и уважать уроки физкультуры.
А если удавалось наскрести по карманам серебрушек на котлету с гарниром и подливой, то это был праздник не только желудка, но и души, и весь мир казался добрым, светлым и прекрасным…
Грустно вспоминать, но полуголодное существование толкало иногда на постыдные поступки. Бывало, когда тетя Лиза уходила в большую комнату играть с квартирантами в карты или лото, я спускался с полатей, тихо, на цыпочках, как тать в нощи, подкрадывался к столу, где лежал хлеб, и отрезал от хозяйкиной буханки тонкую скибочку, сохраняя характер разреза, чтоб было незаметно. Иногда это проделывал дважды. И снова шмыгал на полати…
"И натощак воспитанный рассудок к успехам шёл через пустой желудок"...
Из преподавателей запомнились директор педучилища Иван Васильевич Антипин, преподаватель рисования Павел Иванович Крашенинников, физкультуры Павел Кириллович Соснин.
Директора побаивались. Был он, нам казалось, внушительных размеров, сановитый, сугубо официальный. Однажды мы с друзьями на спор влезли на балкон 2-го этажа по стене, цепляясь за кирпичи. Были вызваны в кабинет директора, получили нахлобучку, боялись отчисления, но поскольку жертв и травм не было, физическая подготовка и смелость явлены убедительно - обошлось.
Павел Иванович поразил нас на первом же занятии. Рассказывая о трудностях рисования человека, пропорциях человеческой фигуры, он без всяких исправлений, стираний, не беря тряпку в руки, изобразил мелом на классной доске одного из студентов, сидящих перед ним, так быстро, чисто и очень похоже на оригинал, что мы были изумлены. Рисовал он хорошо, писал и картины, но не на продажу, а для души, и, если просили, раздавал.
В советские годы был большой спрос на лозунги, различные красивые плакаты, на художественное оформление социалистических обязательств, которые брали на себя предприятия, организации, работники на следующий год, пятилетку, семилетку, к юбилеям Ленина, Сталина, различным советским праздникам; на красочное отображение в форме диаграмм, графиков, устремлённых ввысь, итогов работы, а также планов роста производства в целом и отдельных видов продукции (чугуна, стали, станков, автомобилей, зерна, мяса, молока, тканей, яиц, удобрений, чулочно-носочных изделий, добыче угля, заготовке леса и т. д. на год, пятилетку, на семилетку, на 10 и даже 20 лет на фоне гигантских заводских корпусов, подпирающих небо дымящихся труб, сельских пейзажей с золотящимися нивами с работающими тракторами и комбайнами и счастливых румяных советских тружеников, под мудрым руководством партии строящих коммунизм (социализм был уже построен к 1936 году).
Эта красочная духоподъёмная мазня должна была взбодрить советских людей на трудовые подвиги.
Умеющие мало-мальски рисовать (или срисовывать) художники-маляры на этом неплохо зарабатывали. Были даже целые бригады таких халтурщиков-гастролёров, курсировавших по городам и весям, предлагавших свои услуги, набив руку на изготовлении пропагандистской наглядной агитации…
Были такие заказы и у Павла Ивановича, но он, похоже, брал их не больше, чем нужно было заработать на выпивку и опохмелку. Водка и сгубила этого талантливого человека. Рисовать он уже не мог: дрожали руки. На занятия приходил в не слишком опрятном виде, слегка под хмельком. Уволенный, быстро опустился. О нём мы жалели...
Его друг, физрук Павел Кириллович, невысокого роста, прихрамывающий, тоже был любитель горячительного, но умел сдерживаться. Водил нас на физкультуре кататься с вала и гонять по дистанции вокруг него по рву. С самого верха вала я скатывался, кажется, всего раз пять. С трамплина на валу осмеливался прыгать только один парень из нашей группы – Колька Дмитрихин из Антушева.
Уважали и учителя музыки Василия Ильича Кожина, он хорошо играл на баяне и пел. Музыке меня учила другая учительница. Я играл на домре. На зачётном уроке играл мелодию «Песни о Сталине»: «От края до края по горным вершинам, где вольный орёл совершает полёт, о Сталине мудром, родном и любимом, прекрасную песню поёт весь народ». Сыграть такую вещь было почётно, и плохо сыграть никак было нельзя.
Мог бы и сейчас сбацать этот шедевр на домре…
Учился хорошо, со 2-го семестра и до конца обучения получал стипендию (безотказно действовало всплывавшее в памяти напоминание: «Опять экзаменов не сдать»). Но было 2 случая срыва.
Был такой предмет «Детская литература». Надо было не только прочитать различные книги для детей младшего школьного возраста: сказки, басни, считалочки, колыбельные, детские стихи, но и пересказывать их содержание, анализировать художественные особенности, изобразительные средства, использованные автором, вскрывать идейное содержание произведения. Мальчишеское самолюбие задевали задания педагога: «Проанализируйте образ курочки Рябы», (или образ Колобка и т.д.) – Не хочу! Чо тут анализировать? Ну снесла несучка фальшивое яйцо небьющееся, а мышка разбила – дык чо тут дедке и бабке нюни распускать – жарьте глазунью да и дело с концом.
- Читал про курочку Рябу, но анализировать не хочу.
- Садись, 2.
И так на нескольких занятиях. Нахватал двоек и единиц. Могли не допустить к экзамену по этому предмету. Хорошо, что дальше по программе пошло изучение более серьёзных произведений, пришлось руку тянуть, чтоб заработать больше хороших оценок и исправить положение… Педагогическую практику провёл успешно в Кожинской начальной школе.
Весна 1956 г. в разгаре. Тепло, солнышко, листочки, цветочки, девочки…Госэкзамены – последний рубеж. Но и 18 лет. Дружба с девушкой. Свидания. Скоро распределение и раскидают по области. К госэкзамену по арифметике готовился мало, гулял и сдал его на 3. Кажется, затруднился превратить десятичную дробь в обыкновенную... Но это уже ничего не меняло…
Распределение. Вакансий учителей начальных классов нет ни в Белозерском, ни в соседних районах. Получил направление в распоряжение отдела образования Мяксинского р-на Вологодской области…