По прибытии в райцентр Мяксу был направлен в село Батран в распоряжение сельсовета. Приехав в Батран, узнал, что в местной начальной школе учителя не требуются, а сельский клуб, куда я назначен заведующим, закрыт на ремонт. Несколько дней безделья, несколько платонических встреч с Валентиной Лоцмановой, симпатичной девушкой с белыми волосами, дочерью директора местного льнозавода. Довольно активной…Но я полный лопух…

В один из дней на попутной полуторке еду в Мяксу. Я с двумя бабками наверху в кузове машины на вплотную наставленных мешках с льносеменем. Дорога грунтовая, отвратительная, ямистая, глубокие колеи, огромные лужи после дождей. Пару раз забуксовали, но выкарабкались...
Километра через 2 большая лужа – кто знает, насколько глубока? Шофёр, молодой парень, попробовал измерить глубину, но чуть не начерпал в сапоги. Возвращаться – неприлично как-то. Ждать, не пройдёт ли мимо трактор, чтоб перетащил – можно не дождаться…
Находчивый шофёр увидел, что слева лужа ограничена высокой бровкой, по которой люди обходят лужу. И он рванул вперёд, направив свой чадящий драндулет левыми колесами по бровке, а правыми по середине лужи. В следующий миг машина опрокинулась на борт в лужу, я с бабками скатился в лужу и на нас посыпались тяжёлые мешки. Одной бабке сильно придавило ногу и она потом не могла идти. Вторую сильно придавило мешками, чуть не захлебнулась, нахлебавшись грязной воды, с помощью шофёра удалось вытащить из-под мешков. Вид наш был ужасен. Багаж бабок сильно пострадал, банки-склянки со сметаной, творогом и прочей снедью разбились или пошли на дно, мой же чемоданчик с барахлишком спокойно плавал по поверхности лужи…
Окажись лужа чуть поглубже, машина бы перевернулась, и мы оказались бы погребёнными машиной и мешками, подтвердив ещё раз ту истину, что утонуть можно и в луже.
Это был первый случай, когда я мог реально погибнуть…

Получив в Мяксинском отделе культуры приказ о назначении заведующим Пронинским клубом, 15 августа прибыл в д. Пронино и принял «хозяйство» - сельский клуб, очаг культуры: деревенская изба (это изба-читальня) и к ней через коридор просторная пристройка – зал с ещё непроконопаченными стенами и кое-где с невставленными стёклами и сценой. В зале непокрашенные деревянные скамейки, сработанные местными умельцами, для зрителей ( нечасто, но в деревню привозили кинофильмы). По субботам и воскресеньям скамейки сдвигались к стенам и начинались танцы и «ленчик» (ланчик) под патефон или гармошку. Отопление – печь в читальне и печь в зале. Всегда холодно, никогда не раздевались.
Освещение: две керосиновые лампы-семилинейки на сцене и две десятилинейки в зале. На стенах плакаты и лозунги: «Слава КПСС !», «Вперёд, к светлым зорям коммунизма!», «Досрочно выполним планы 6-й пятилетки!», «КПСС – ум, честь и совесть нашей советской эпохи!» и т.п.; портреты Маркса, Энгельса, Ленина; графики, диаграммы, отражающие планы роста производства зерна, мяса, молока, яиц, шерсти, льна и т.д. местного колхоза в 1956-1960 годах (6-я пятилетка). То же – по стране в целом…

Оснащение очага культуры: патефон с кучей заигранных пластинок всесоюзной фирмы «Мелодия» производства Апрелевского завода грампластинок (патефонные иглы были в дефиците и их приходилось затачивать кирпичом); слегка хрипловатый от простуды баян; ламповый радиоприёмник «Родина», работавший от 2-х батарей, весом каждая кг по три, но способный доносить до терпеливого слушателя после 12 ночи сквозь шорохи, шум, треск, свист, завывание не очень разборчиво вражеские голоса; газеты «Правда», «Красный Север», «Вологодский комсомолец», «Мяксинская правда», «Блокнот агитатора» - карманного формата издание Вологодского обкома КПСС; шашки, шахматы, чёрная тарелка радиорепродуктора; малокалиберная винтовка для осуществления военно-патриотического воспитания подрастающего поколения строителей коммунизма путём организации стрелкового кружка.

Задачи: организовывать культурный досуг сельчан, проводить лекции, беседы, разъяснять политику КПСС, знакомить с Постановлениями партии и правительства, международным положением; пропагандировать исторические решения последнего (по счёту, но не по важности!) съезда КПСС; выходить в бригады, другие деревни сельсовета, проводить беседы, громкие читки газет; подводить итоги соц. соревнования колхозных бригад, доярок, трактористов, комбайнеров; выпускать рукописные «молнии», «боевые листки», информационные бюллетени, оформлять различную наглядную агитацию; в период выборов подобрать агитаторов, организовать их обучение, контролировать их работу, чтоб они вошли в каждый дом лично, познакомили избирателей с биографиями наших замечательных кандидатов в депутаты и объяснили электорату (тогда такого словечка в лексиконе ещё не было), какие прекрасные перспективы нас ожидают в деле всеобщего улучшения жизни, если мы их изберём; развивать художественную самодеятельность, в том числе детскую, создать агитбригаду, устраивать концерты и ездить с ними по деревням сельсовета и прочая, и прочая…

В будние дни людей в клубе немного, больше ребятишки: журналы полистать, в шашки поиграть, побаловаться. Вечером публики побольше и она постарше: девки поужиматься с ребятами, ребята потискать девочек. После закрытия клуба часто задерживался, слушал по приёмнику музыку, пиликал на баяне.
Слушая музыку на УКВ, набрёл на радиостанции «Голос Америки», «Свобода», «Би-би-си». Несмотря на отвратительную слышимость из-за круглосуточных гудения и помех, создаваемых специальными мощными советскими станциями-глушилками (одну из них, постоянно гудящую мачту высотой метров под 70, видел в 1958 г. в Ленинграде рядом с территорией Госпиталя инвалидов ВОВ), в начале ноября 1956 г. услышал, что в Венгрии, в Будапеште, других городах вспыхнуло народное восстание против коммунистической диктатуры и что советская армия жестоко подавляет восстание.
На следующий день смотрю советские газеты – о Венгрии ни гу-гу. Не выключаю целый день и вечер советское радио – в новостях о Венгрии ни гу-гу. На 2-й и на 3-й день об этих событиях молчит и самая правдивая на свете газета «Правда», орган ЦК КПСС, молчат и другие советские газеты и радио.
И только на 4-й день событий в Венгрии, когда советскими войсками, советскими танками восстание было подавлено, в наших СМИ появились лживые, туманные сообщения, как будто о чём-то мелком, незначительном, второстепенном событии: «в Венгрии произошли беспорядки…под влиянием буржуазной пропаганды группки идейно незрелой молодёжи…вышли на улицы…партия дала отпор…хотели подорвать устои социализма…венгерские коммунисты обратились за помощью к СССР…порядок восстановлен…Венгрия уверенно по пути строительства социализма…не позволим…десятки тысяч советских солдат погибли, освобождая Венгрию от фашизма…мы проливали кровь…не дадим…сорвём попытки…разоблачим…дадим отпор…происки врагов социализма…пресечём попытки вырвать Венгрию из лагеря социалистических стран…
Вот тогда и начали у меня открываться глаза на то, ЧТО такое социализм, ЧТО представляет собой политика КПСС, советская демократия. Я стал понимать, что советская пропаганда нам врёт, что ряд народов Европы мы силой оружия удерживаем в лагере социализма.

Особенно оживлённо в клубе в субботу, воскресенье вечером. Телевизоров тогда в деревне не было, кинофильмы привозили редко. Молодёжи в деревнях было ещё много, в клуб приходили из деревень за 5-7 км, иногда приезжали на лошадях. Танцы под патефон, «ланчик» под гармошку. Немало пьяных парней, мат, нередко стычки, драки.
Однажды в разгар веселья в клуб ввалилась компания изрядно пьяных парней из отдалённой деревни. Танцующим они предложили побыстрее заканчивать, мол, мы тоже хотим сыграть «ланчика», и стали им мешать. Те возмутились, началась перебранка, потом потасовка. Я спустился со сцены в зал, пытался успокоить хулиганьё. Особенно «заедался» и вёл себя агрессивно сын бригадира, очень хулиганистый парень, который «гулял» по поводу скорой отправки в армию. Вдруг он вытащил нож. Все невольно отшатнулись в стороны.
- Зарежу! – Я стоял посреди зала, крикнул: «Убери нож!» Он поднял нож над головой и пошёл на меня. Я стоял не двигаясь. Бандюга уже был в 2-х шагах от меня, когда сзади к нему бросился пронинский парень более старшего возраста, женатый, и успел перехватить его руку.
Пьяная компания ушла то ли на улицу, то ли в читальню. Минут через 10 в читальню пошел и я. Проходя через неосвешённый коридор, услышал странный хрип. Пройдя в конец коридора, увидел в углу лежащего парня и рядом лужицу крови. Оказывается, этот бандит просто так, ни за что ни про что, ударил ножом своего друга, парня из одной с ним деревни, и пробил лёгкое. Хорошо в деревне был медик, парню оказали помощь и ночью увезли в больницу…

Жил я и харчевался в доме двух немолодых женщин – матери и дочери-инвалида. Электрического света в деревне не было. Бани у хозяйки, как и у многих жителей деревни, тоже не было. Хотя многие люди и приглашали меня в свою баню, я считал это неудобным. Мои хозяйки, не единственные в деревне, мылись…в русской печи. И хвалили: очень хорошо помылись!
(это 1957 год, Советской власти уж 40 лет, ещё в 1936 г. партией коммунистов провозглашена "полная победа социализма в СССР во всех сферах жизни общества - политической, экономической, социальной, культурной".)
Я решил попробовать. Истопили печь, выгребли все угли и золу, дали печке «настояться», затем на под печи была настлана солома, в самоваре нагрета вода. Я залез в печь, мне подали небольшой тазик с водой, другие принадлежности, прикрыли заслонку печи, оставив небольшую отдушину, и я стал мыться, стараясь сильно не разбрызгивать воду. В печке жарко. Сидеть приходилось слегка согнувшись. Хорошо пропотел. Устье печи невелико, обычного размера, и хотя вылезаешь из печи осторожно, от пятен сажи нужно сполоснуться в корыте.
Славно помылся!...
А пожилые люди, кто не мог залезать в печь, или не вполне здоровые, кто побаивался, что распарившись в печи, не сможет оттуда вылезти, мылись в корыте перед печью.

Где-то в сентябре-октябре 1957 г. я заболел. Начал кхыкать, слабеть. То ли простудился, то ли сказалась общая слабость организма от полуголодного существования в детстве.. 200 м иду от клуба до дома и чувствую, что двигаюсь всё медленнее и медленнее. Кашель всё усиливался, дохаю сильнее и сильнее.
Оказалось, туберкулёз. Состояние  ухудшалось, потерял голос. В декабре 1957 г. я уволился с работы и приехал домой, на Рыхлянду. Отчим дядя Саша, знавший печное и каменное дело, сложил печку-столбянку в горнице (зимой там не жили), за печкой поставили кровать. Я там обосновался и жил с января 1958 г. по июль 1958 г. Некоторое время пробыл в туберкулёзном отделении Белозерской больницы.

Болезнь быстро прогрессировала. В конце зимы 1958 г. открылось кровотечение. Вышел во двор, кашлянул и горлом пошла кровь. Стою и думаю: «Если лопнул крупный сосуд – конец». Спокойствие обречённого. Ноги подкашиваются, держусь за лестницу. В глазах темнеет. Постепенно кровотечение остановилось. Поместили в Белозерскую ЦРБ. В одном лёгком обнаружили каверну – полость сгнивших клеток, заполненную гноем. Открытая форма туберкулёза.

В молодом, ослабленном постоянным недоеданием организме, процесс разрушения лёгочной ткани шёл быстро. Перспективы мрачные или никаких. Тем более, что методы лечения, как я понимаю сейчас, не были особенно изощрёнными: хлористый кальций, фтивазид, ПАСК, стрептомицин, пневмоторакс (поддувание).
Врач обрисовал варианты: длительное лечение с неясным исходом, причём необходимо хорошее высококалорийное питание (но где я его возьму?), или, может быть, удастся получить направление на операцию по удалению части лёгкого. Но предупредил, что успешны %% 60 операций и делают их в нескольких городах, в том числе в Москве, Ленинграде, Киеве. Часты рецидивы.
Что делать? Молодому болеть тяжелее, чем старому. Кашлять и гнить, глотать таблетки или через 7-10 дней поддуваться? Кошмар! Какая же это жизнь!?

Не откладывая надаль, я выбрал операцию. Белозерская больница сделала запрос в Ленинград, без моего какого-либо участия совершила все необходимые формальности, и в июле 1958 г. я приехал в Ленинград в Госпиталь инвалидов ВОВ.
Небольшая светлая палата в конце коридора на 4 койки. С дороги прилёг отдохнуть на свою койку. Сопалатники где-то гуляют на территории. Скучно. Тревожно. В отделении тихо… Что это за две большие красные кнопочки у изголовья на стене? Непонятно. Проводов не видно. Любопытно…Нажимаю на одну из них. Что за шум в начале коридора?? Что за топот? Кажется, какие-то люди бегут сюда, в конец коридора?
В палату вбегают медсестра, лечащий врач, за ними появляется нянечка – запыхавшиеся, встревоженные: «Что случилось? Что с вами?? Вам плохо?»
С улыбкой идиота: «Ничего не случилось. Мне хорошо.»
Врач опустилась на койку…Оказывается, я, недотёпа, нажал кнопку вызова в палату медсестры (или экстренной помощи), они подумали, что со мной, вновь поступившим, стало плохо и поспешили на помощь…

Через неделю на каталке в операционную. «Будь что будет». (и всё же перед отъездом в Ленинград, идя по Белозерску, увидел, что в церковь на улице Карла Маркса идёт народ, будет какое-то богослужение, зашёл в храм и единственный раз в жизни отстоял службу, приложился к иконе и просил Бога о помощи).
Операцию делали 3-м больным на 3-х столах одновременно. Основной этап операции выполнял профессор Колесников из Военно-медицинской академии. Более простые этапы выполняли другие хирурги. За ходом операции наблюдала (перенимала опыт) делегация хирургов из стран Азии и Африки.
Оперировали более 4 часов, изрядно поломали рёбра, удалили чуть более одной из 3-х долей лёгкого. Примерно через сутки наркоз вышел, тяжело, лежу на спине. В спине врезана пробка–клапан, и через шланг скапливающаяся в грудине послеоперационная жидкость капает в посудину под кроватью.
Удивило, как через несколько дней лечащий врач, она же заведующая отделением, грузинка по национальности, фамилию и имя которой я, неблагодарный, не запомнил, решила, что пора удалять пробку, жидкость больше не капает, сделала местное обезболивание, недрогнувшей рукой выдернула пробку; одной рукой зажала между пальцев кожу, другой уверенно и весело начала шуровать кривой иглой (показала её сначала мне), зашивая разрез. Легко и быстро, как будто штопала носки…

Врачи, весь медперсонал относились к больным очень ответственно, внимательно, заботливо; их уверенность, профессионализм ободряли больных, вселяли надежду. За больных переживали, особенно за молодых. Такого внимания, чуткости, желания помочь, милосердия у многих нынешних эскулапов нет. Слишком озабочены, а сколько я заработаю? Побольше бы денег…
Да и уровень подготовки врачей едва ли вырос. Учиться за свои деньги легче: преподаватели более снисходительны, не слишком требовательны. Улучшились методы диагностики, лечения, лекарства, техническая оснащённость больниц, особенно в крупных городах. Но отношение врачей к своему долгу, к больным, особенно к пожилым людям, в массе своей стало хуже…
Не зря, видно, я обращался к Богу: он помог мне заболеть вовремя... Советская медицина была человечнее... 

После операции был направлен в областной противотуберкулёзный санаторий под городом Грязовцем Вологодской обл. "Красные всходы" (больные чаще называли его «последние вздохи») –довольно убогое заведение. Пробыл там около месяца, приехал на Рыхлянду, получил 2-ю группу инвалидности (это в 20-то лет!), получал копеечную пенсию…  Постепенно окреп, живя в деревне: свежий воздух, молочко, посильная работа… Болезнь пошла наожив... 

Туриковское озеро

Однажды с сестрой Фаиной пошли на озеро то ли купаться, то ли на лодке покататься, то ли то и другое вместе. Покатались и ехали к берегу. Мне показалось, что до берега совсем недалеко, и я велел Фаине гнать лодку на место стоянки, а сам нырнул с лодки и поплыл к берегу. До берега оказалось не так уж близко. А плаваю я плохо, да и после болезни. Фаина (ей и 10 лет не было) лодкой управлять не  очень умела, трюхает вёслами по воде, лодку вертит то в одну сторону, то в другую, а подъехать ко мне не может, хотя и была недалеко от меня.

А меня силы уже оставляли, ноги судорожно искали земную твердь; я временами, обессилев, погружался в воду, захлёбывался, из последних сил вырывался головой на поверхность. Крикнул ей: «Плыви сюда!». Она: «Крестный, чего? Чего случилось?». Хочет подъехать ко мне, ворочает вёслами, но лодка только крутится.
Сил уже не было, плыть не мог, нахлебался воды, сознание туманилось, глаза заволакивало какой-то пеленой.
Ещё несколько секунд и наступила бы развязка, и готов был сдаться, как - о чудо! - почувствовал ногой, находясь в вертикальном положении, какую-то опору, и догадался, что это камень. Большой камень. Он примерно на полметра был выше дна озера. Из последних сил делаю отчаянные гребки, чтоб встать на него. Мы с него любили нырять. Я знал, что если я стою у камня со стороны берега, то мне вода примерно немного выше подбородка. Но со стороны озера камень был пологий и скользский, покрытый слизью, и не сразу удалось подняться на него… Стою на нём, меня шатает, всё плывёт перед глазами...
Тут наконец-то Фаиночка подкатила на своей бригантине. Вышел на берег, пал на траву, долго отлёживался…

Колхозное поле

Прошло более 60 лет после успешной – с божьей помощью? – операции. За это время в больницу попадал один раз – около недели лечил в Ленинграде (куда приехал с группой школьников) фурункул на носу. Болел раза три ангиной, простудные заболевания переносил на ногах, бюллетеней не брал. И слава Богу – всё!
Не будем считать различные мелкие возрастные неполадки в организме, они сильно не досаждали. Какое счастье, что живя в Увельском р-не более 50 лет, с больницей дела не имел. Разве что проходя ежегодно обязательную для учителя флюорографию…
В августе 1959 г., не желая засвечиваться в своём Белозерском р-не, поехал в Мяксу и получил назначение на должность учителя начальной школы в село Веретья…

ВЕРЕТЬЯ – небольшая деревушка напротив Мяксы на противоположном берегу Рыбинского водохранилища, на территории Дарвиновского заповедника. Школа – обычный деревенский дом о 2 комнаты, учеников немного. Молодёжи мало, власти никакой нет, объектов соцкультбыта тоже, была лишь библиотека на грани закрытия. С молодой девушкой- библиотекарем я и задружил.
Свет давали вечером на несколько часов от генератора. Кругом глухие леса. Полно зверья, которое нередко забредает в деревню. Ночью из конца в конец деревни лучше было в одиночку идти с ружьём или хотя бы с фонарём. Обычный идиотизм деревенской жизни…

Связь Веретьи с Большой Землёй зимой по льду через водохранилище, в остальное время года на моторной лодке. Лодка плавала эпизодически, когда позволит погода и когда у рыбаков наберётся достаточно рыбы для перевозки в Мяксу. (в Веретье работала небольшая рыболовецкая артель).
Однажды по щкольным делам приехал в Мяксу, а вечером должен был вернуться в Веретью. В назначенный к отплытию час пришёл на берег. Моторист ещё не пришёл, и я прогуливался по деревянному причалу, далеко уходящему в водоём. Вечерело. Погода ухудшалась, усиливался ветер, поднималась волна, иногда потрухивал дождь. Пассажиры поговаривали, что, наверное, не поплывём, волна опасная, особенно на мелководье, да и лодка и мотор старые, моторист может не пойти. Некоторые люди вернулись в Мяксу…

Пришёл моторист, сказал, что поплывём, минут 15 копался в моторе, но всё-таки его завёл. Отплыли. В лодке 6 или 8 пассажиров. Сильно качало вскоре кого-то стало тошнить. Стемнело. Плыли в полной темноте, никаких ориентиров. Дождь.
Ветер настолько усилился, что волна стала заплёскивать в лодку. Моторист предложил слезть с сидений и сесть на дно лодки. Так как заплёскивало с носа, потребовал, чтоб несколько мужиков перебрались ближе к корме. Нос поднялся, и волна с такой силой била в него, что казалось, сейчас лодка переломится или перевернётся через корму. И хотя моторист старался держать лодку носом на волну (подставь волне борт – сразу лодку перевернёт), воду закидывало через борт; казалось, что доски днища уже расходятся и вода поступает снизу.
Волнобой и наплески воды усилились, воды в лодке всё больше и больше! Одна бабка крестится и шепчет молитву, другая не может успокоить ревущего ребёнка…мужики кто чем откачивают воду: кто ведерком, кто банкой, кто кепкой. Моторист кричит через вой ветра, успокаивает: «Скоро в залив зайдём, там тише! Только бы двигатель не заглох!» Конечно, в лодке ничего нет: ни спасательного круга, ни жилетов. 
Ну и натерпелся я тогда страху!
И лишь когда вошли в залив и вдали увидели слабые огоньки веретьевского причала, я понял, что мне повезло…

Приходилось пересекать водохранилище и зимой, пешком. Путь был обозначен вешками-прутиками, воткнутыми в снег. В марте 1960 г. мы с Тамарой (библиотекаршей из Веретьи) отправились из Мяксы в Веретью. Солнце уже припекало, и в полдень кое-где появлялись мокрые места, но к вечеру крепко подмораживало. Подружка решила идти в валенках, их предлагали и мне, но я решил идти в сапогах, надеясь, что на ходу ногам будет тепло.

Где-то на середине дороги я почувствовал, что ноги замерзают всё сильнее. Сапоги надел непросушенные, портянки влажноватые. Идя по дороге через лужицы, покрытые ломающимся ледком, ещё больше намочил сапоги (не уверен, что они вообще были не дырявые). Попытка переобуться, помассировать ступни и обернуть их более сухим концом портянок ничего хорошего не дала. Морозец усиливался. Ступни немели, пальцев ног не ощущал. Боли сильной не было, но всё сильнее чувствовалась общая слабость, сонливость. Присяду на снег отдохнуть и вставать неохота, сразу начинает обволакивать сон и становится легко и ничего не болит. Силы оставляли меня… смерть от замерзания одна из самых лёгких, безболезненных.

Уговаривал спутницу: «Давай ещё посидим…ты иди, а я догоню…ты иди в деревню, скажи, может кто на лошади подъедет…» и т. д. но она понимала, что если присядешь надолго, то уже не встанешь, и тормошила меня, уговаривала, тянула идти. Но я уже с трудом передвигал ноги…
До Веретьи было ещё не близко, и она предложила идти не в деревню, а на кордон Дарвиновского заповедника. До него ближе, дом уже завиднелся. А там увидели двух медленно бредущих по снегу, без дороги, людей, поняли, что что-то случилось и шли навстречу…. С трудом дошли по снежной целине до кордона. 

А в теплом доме меня раздели, разули; растирания, водные ванны и т.д. боль усилилась, а потом отступила. Стакан вина, тёплый чай, и уже заполночь я заснул на тёплой лежанке, укрытый шубами, под любимый романс «Тёмно-вишнёвая шаль» ну очень красивой дочери хозяйки кордона…
Если бы не спутница, возможно, я не кропал бы эти строчки…

Всё было хорошо. Но понимал, что надо учиться, и в летний отпуск готовился к вступительным экзаменам в Вологодский пединститут на историко-филологический факультет…